Стихотворная рулетка

Чтение наизусть у школьной доски заставляет нас поверить в то, что в мире есть важные для всех и выдающиеся стихи, которые почему-то надо запомнить навсегда. Если сравнить любимую поэзию с личным гардеробом, то мы, уже взрослыми, продолжаем рядиться в школьную форму. «Чудное мгновение», безусловно, прекрасно, но я не хочу, чтобы оно останавливалось.

Как мы недавно , сегодня стихи больше пишут, чем читают. Конечно, есть люди увлеченные, готовые прошерстить поэтические тома, чтобы загнуть в них три уголка на интересных текстах. Таких единицы, а стихов в мире туча - и хороших среди них не так мало, как думают скептики. Несколько лет назад я задалась вопросом, как найти баланс между хрестоматийной очевидностью школьных (и институтских) программ и невозможностью прочесть все на свете. Как отыскать несколько текстов, которые самому захочется выучить наизусть?

Как найти баланс между хрестоматийной очевидностью школьных (и институтских) программ и невозможностью прочесть все на свете?

Так нашлось новое развлечение -
поэтический гугл-серф.
Правила самые простые:

1.
Составляйте запрос из слов, которые описывают ваше настроение
(«жуки кладбище лето стихи»).

2.
К этому можно добавить имена любимых
или пока мало известных вам поэтов.
Если хочется узнать что-то новое, вместо имени поэта
можно запросить случайный год,
например «1883».

Другой способ серфа - открыть полотно стихов Пушкина или «Новую жизнь» Данте и искать по документу первое слово, которое приходит на ум. Как правило, пролистав от пяти до пятнадцати найденных текстов, можно найти одно идеальное стихотворения вечера, которое заменит любой глубокомысленный вечерний статус в соцсетях. По степени увлекательности поиск стихотворений гораздо лучше одинокого просматривания ленты Tumblr""а: пока находишь что-то хорошее, прочитываешь множество удивительно смешных и корявых опусов.

Абсолютное большинство стихотворений, от красоты которых у меня звенит в голове, найдены именно так. Вот несколько из них.

Во время поэтического серфа лучше исключить из поля поиска сайт stihi.ru, там точно найдется груда мусора по любому запросу.

11 русских стихотворений о смерти и немного о любви, из которых три посвящены обезьянам и только последнее найдено неслучайно.

Почему лоси и зайцы по лесу скачут,

Прочь удаляясь?

Люди съели кору осины,

Елей побеги зеленые...

Жены и дети бродят по лесу

И собирают березы листы

Для щей, для окрошки, борща,

Елей верхушки и серебряный мох -

Пища лесная.

Дети, разведчики леса,

Бродят по рощам,

Жарят в костре белых червей,

Зайчью капусту, гусениц жирных

Или больших пауков - они слаще орехов.

Ловят кротов, ящериц серых,

Гадов шипящих стреляют из лука,

Хлебцы пекут из лебеды.

За мотыльками от голода бегают:

Целый набрали мешок,

Будет сегодня из бабочек борщ - 

Мамка сварит.

На зайца что нежно прыжками скачет по лесу,

Дети, точно во сне,

Точно на светлого мира видение,

Восхищенные, смотрят большими глазами,

Святыми от голода,

Правде не верят.

Но он убегает проворным виденьем,

Кончиком уха чернея.

Вдогонку ему стрела полетела,
Но поздно - сытный обед ускакал.

А дети стоят очарованные...

«Бабочка, глянь-ка, там пролетела...

Лови и беги! А там голубая!..»

Хмуро в лесу. Волк прибежал издалёка

На место, где в прошлом году

Он скушал ягненка.

Долго крутился юлой, все место обнюхал,

Но ничего не осталось - 

Дела муравьев, - кроме сухого копытца.

Огорченный, комковатые ребра поджал

И утек за леса.

Там тетеревов алобровых и седых глухарей,

Заснувших под снегом, будет лапой

Тяжелой давить, брызгами снега осыпан...

Лисонька, огневка пушистая,

Комочком на пень взобралась

И размышляла о будущем...

Разве собакою стать?

Людям на службу пойти?

Сеток растянуто много - 

Ложись в любую...

Нет, дело опасное.

Съедят рыжую лиску,

Как съели собак!

Собаки в деревне не лают...

И стала лисица пуховыми лапками мыться,

Взвивши кверху огненный парус хвоста.

Белка сказала, ворча:

«Где же мои орехи и желуди? - 

Скушали люди!»

Тихо, прозрачно, уж вечерело,

Лепетом тихим сосна целовалась

С осиной.

Может, назавтра их срубят на завтрак.

Я лежу себе на гробовой плите,
Я смотрю, как ходят тучи в высоте,
Как под ними быстро ласточки летят
И на солнце ярко крыльями блестят.
Я смотрю, как в ясном небе надо мной
Обнимается зеленый клен с сосной,
Как рисуется по дымке облаков
Подвижной узор причудливых листов.
Я смотрю, как тени длинные растут,
Как по небу тихо сумерки плывут,
Как летают, лбами стукаясь, жуки,
Расставляют в листьях сети пауки...

Слышу я, как под могильною плитой,
Кто-то ежится, ворочает землей,
Слышу я, как камень точат и скребут
И меня чуть слышным голосом зовут:
«Слушай, милый, я давно устал лежать!
Дай мне воздухом весенним подышать,
Дай мне, милый мой, на белый свет взглянуть,
Дай расправить мне придавленную грудь.
В царстве мертвых только тишь да темнота,
Корни крепкие, да гниль, да мокрота,
Очи впавшие засыпаны песком,
Череп голый мой источен червяком,
Надоела мне безмолвная родня.
Ты не ляжешь ли, голубчик, за меня?»

Из спальни уносят лампу,
Но через пять минут
На тоненькой ножке
Лампа снова тут.

Как луна из тумана,
Так легка и бела,
И маленькая обезьяна
Спускается с потолка.

Садится и медленно крутит ручку
Старой, скрипучей шарманки своей,
И непонятная песня
Баюкает спящих детей:

О, пой еще, обезьянка!
Шарманка, играй, играй!

Умолкнет ли проклятая шарманка?
И скоро ль в розах, белых и пречистых,
Наш милый брат среди дорог лучистых
Пройдет с сестрою нашей обезьянкой?
Не знаю я... Пути Господни - святы,
В телах же наших - бубенцы, не души.
Стенать я буду с каждым годом глуше:
Я так люблю Спасителя стигматы!
И через год не оскорблю ни ветра,
Ни в поле рожь, ни в доме водоема,
Ни сердца девушки знакомой,
Ни светлого, классического метра...

Была жара. Леса горели. Нудно
Тянулось время. На соседней даче

Кричал петух. Я вышел за калитку.

Там, прислонясь к забору, на скамейке

Дремал бродячий серб, худой и черный.

Серебряный тяжелый крест висел

На груди полуголой. Капли пота

По ней катились. Выше, на заборе,

Сидела обезьяна в красной юбке

И пыльные листы сирени

Жевала жадно. Кожаный ошейник,

Оттянутый назад тяжелой цепью,

Давил ей горло. Серб, меня заслышав,

Очнулся, вытер пот и попросил, чтоб дал я

Воды ему. Но чуть ее пригубив -

Не холодна ли, - блюдце на скамейку

Поставил он, и тотчас обезьяна,

Макая пальцы в воду, ухватила
Двумя руками блюдце.

Она пила, на четвереньках стоя,

Локтями опираясь на скамью.

Досок почти касался подбородок,

Над теменем лысеющим спина

Высоко выгибалась. Так, должно быть,

Стоял когда-то Дарий, припадая

К дорожной луже, в день, когда бежал он

Пред мощною фалангой Александра.

Всю воду выпив, обезьяна блюдце
Долой смахнула со скамьи, привстала

И - этот миг забуду ли когда? -

Мне черную, мозолистую руку,

Еще прохладную от влаги, протянула...

Я руки жал красавицам, поэтам,

Вождям народа - ни одна рука

Такого благородства очертаний

Не заключала! Ни одна рука

Моей руки так братски не коснулась!

И видит Бог, никто в мои глаза

Не заглянул так мудро и глубоко,

Воистину - до дна души моей.
Глубокой древности сладчайшие преданья

Тот нищий зверь мне в сердце оживил,

И в этот миг мне жизнь явилась полной,

И мнилось - хор светил и волн морских,

Ветров и сфер мне музыкой органной

Ворвался в уши, загремел, как прежде,

В иные, незапамятные дни.



И серб ушел, постукивая в бубен.

Присев ему на левое плечо,

Покачивалась мерно обезьяна,

Как на слоне индийский магараджа.

Огромное малиновое солнце,

Лишенное лучей,


В опаловом дыму висело. Изливался

Безгромный зной на чахлую пшеницу.



В тот день была объявлена война.

Не знаю, как это случилось:
моя мать ушла на базар;
я вымела дом
и села за ткацкий станок.
Не у порога (клянусь!), не у порога я села,
а под высоким окном.
Я ткала и пела;
что еще? ничего.
Не знаю, как это случилось:
моя мать ушла на базар.

Не знаю, как это случилось:
окно было высоко.
Наверно, подкатил он камень,
или влез на дерево,
или встал на скамью.
Он сказал:
«Я думал, это малиновка,
а это - Пенелопа.
Отчего ты дома? Здравствуй!»
«Это ты, как птица, лазаешь по застрехам,
а не пишешь своих любезных свитков
в суде».
«Мы вчера катались по Нилу -
у меня болит голова».
«Мало она болит,
что не отучила тебя от ночных гулянок».
Не знаю, как это случилось:
окно было высоко.

Не знаю, как это случилось:
я ткала и пела;
не у порога (клянусь!), не у порога сидела,
окно было высоко:
кому достать?
Мать, вернувшись, сказала:
«Что это, Зоя,
вместо нарцисса ты выткала розу?
Что у тебя в голове?»
Не знаю, как это случилось.

Все чаще я по городу брожу.

Все чаще вижу смерть - и улыбаюсь

Улыбкой рассудительной. Ну, что же?

Так я хочу. Так свойственно мне знать,

Что и ко мне придет она в свой час.



Я проходил вдоль скачек по шоссе.

День золотой дремал на грудах щебня,
А за глухим забором - ипподром

Под солнцем зеленел. Там стебли злаков

И одуванчики, раздутые весной,

В ласкающих лучах дремали. А вдали

Трибуна придавила плоской крышей

Толпу зевак и модниц. Маленькие флаги

Пестрели там и здесь. А на заборе

Прохожие сидели и глазели.



Я шел и слышал быстрый гон коней

По грунту легкому. И быстрый топот

Копыт. Потом - внезапный крик:

«Упал! Упал!» - кричали на заборе,

И я, вскочив на маленький пенек,

Увидел все зараз: вдали летели

Жокеи в пестром - к тонкому столбу.

Чуть-чуть отстав от них, скакала лошадь

Без седока, взметая стремена.

А за листвой кудрявеньких березок,

Так близко от меня - лежал жокей,

Весь в желтом, в зеленях весенних злаков,

Упавший навзничь, обратив лицо

В глубокое ласкающее небо.

Как будто век лежал, раскинув руки

И ногу подогнув. Так хорошо лежал

К нему уже бежали люди. Издали,

Поблескивая медленными спицами, ландо

Катилось мягко. Люди подбежали

И подняли его...

И вот повисла

Беспомощная желтая нога

В обтянутой рейтузе. Завалилась

Им на плечи куда-то голова...

Ландо подъехало. К его подушкам

Так бережно и нежно приложили

Цыплячью желтизну жокея. Человек

Вскочил неловко на подножку, замер,

Поддерживая голову и ногу,
И важный кучер повернул назад.

И так же медленно вертелись спицы,

Поблескивали козла, оси, крылья...



Так хорошо и вольно умереть.

Всю жизнь скакал - с одной упорной мыслью,

Чтоб первым доскакать. И на скаку

Запнулась запыхавшаяся лошадь,

Уж силой ног не удержать седла,

И утлые взмахнулись стремена,

И полетел, отброшенный толчком...

Ударился затылком о родную,

Весеннюю, приветливую землю,

И в этот миг - в мозгу прошли все мысли,

Единственные нужные. Прошли -

И умерли. И умерли глаза.

И труп мечтательно глядит наверх.

Так хорошо и вольно.



Однажды брел по набережной я.

Рабочие возили с барок в тачках

Дрова, кирпич и уголь. И река

Была еще синей от белой пены.

В отстегнутые вороты рубах

Глядели загорелые тела,

И светлые глаза привольной Руси

Блестели строго с почерневших лиц.

И тут же дети голыми ногами

Месили груды желтого песку,

Таскали - то кирпичик, то полено,

То бревнышко. И прятались. А там

Уже сверкали грязные их пятки,

И матери - с отвислыми грудями

Под грязным платьем - ждали их, ругались

И, надавав затрещин, отбирали

Дрова, кирпичики, бревёшки. И тащили,

Согнувшись под тяжелой ношей, вдаль.
И снова, воротясь гурьбой веселой,

Ребятки начинали воровать:

Тот бревнышко, другой - кирпичик...

И вдруг раздался всплеск воды и крик:

«Упал! Упал!» - опять кричали с барки.

Рабочий, ручку тачки отпустив,

Показывал рукой куда-то в воду,

И пестрая толпа рубах неслась

Туда, где на траве, в камнях булыжных,

На самом берегу - лежала сотка.

Один тащил багор.



А между свай,

Забитых возле набережной в воду,

Легко покачивался человек

В рубахе и в разорванных портках.

Один схватил его. Другой помог,

И длинное растянутое тело,

С которого ручьем лилась вода,

Втащили на берег и положили.

Городовой, гремя о камни шашкой,

Зачем-то щеку приложил к груди

Намокшей, и прилежно слушал,

Должно быть, сердце. Собрался народ,

И каждый вновь пришедший задавал

Одни и те же глупые вопросы:

Когда упал, да сколько пролежал

В воде, да сколько выпил?

Потом все стали тихо отходить,

И я пошел своим путем, и слушал,

Как истовый, но выпивший рабочий

Авторитетно говорил другим,

Что губит каждый день людей вино.



Пойду еще бродить. Покуда солнце,

Покуда жар, покуда голова

Тупа, и мысли вялы...



Сердце!

Ты будь вожатаем моим. И смерть

С улыбкой наблюдай. Само устанешь,
Не вынесешь такой веселой жизни,

Какую я веду. Такой любви

И ненависти люди не выносят,

Какую я в себе ношу.



Хочу,

Всегда хочу смотреть в глаза людские,

И пить вино, и женщин целовать,

И яростью желаний полнить вечер,

Когда жара мешает днем мечтать

И песни петь! И слушать в мире ветер!

Проснулся я. Да, крышка гроба. - Руки

С усильем простираю и зову
На помощь. Да, я помню эти муки

Предсмертные. - Да, это наяву! -

И без усилий, словно паутину,

Сотлевшую раздвинул домовину


И встал. Как ярок этот зимний свет

Во входе склепа! Можно ль сомневаться? -

Я вижу снег. На склепе двери нет.

Пора домой. Вот дома изумятся!

Мне парк знаком, нельзя с дороги сбиться.

А как он весь успел перемениться!


Бегу. Сугробы. Мертвый лес торчит
Недвижными ветвями в глубь эфира,

Но ни следов, ни звуков. Все молчит,
Как в царстве смерти сказочного мира.

А вот и дом. В каком он разрушеньи!

И руки опустились в изумленьи.
 


Селенье спит под снежной пеленой,

Тропинки нет по всей степи раздольной.

Да, так и есть: над дальнею горой

Узнал я церковь с ветхой колокольней.

Как мерзлый путник в снеговой пыли,

Она торчит в безоблачной дали.
 


Ни зимних птиц, ни мошек на снегу.

Все понял я: земля давно остыла

И вымерла. Кому же берегу

В груди дыханье? Для кого могила
Меня вернула? И мое сознанье

С чем связано? И в чем его призванье?
 


Куда идти, где некого обнять,

Там, где в пространстве затерялось время?

Вернись же, смерть, поторопись принять

Последней жизни роковое бремя.

А ты, застывший труп земли, лети,

Неся мой труп по вечному пути!

Со мной она -
Она одна.

В окнах весна.
Свод неба синь.
Облака летят. Искры страсти незабвенной или как их там еще?

Я бы там на его месте перестал бы дуть на угли,

Попрощался бы учтиво, приподняв свое плечо.



Но мужчина тот холерик был, должно быть, по натуре,

А девица - меланхолик, потому что не орет.

И лицо его большое стало темным от натуги,

Меланхолик же в испуге стыдно смотрит на народ.



В чем же дело в этом деле? Что за дьявольская сила

Их клещами захватила? Почему нейдут домой?

На трамвай пятиалтынный, попрощавшись, попросил он,

Но монеты больше нету, лишь последняя - самой!



И решили эти люди, чтобы им идти не скучно,

Ночевать у сей красотки, и обоим - чтоб пешком.

И кончается довольно примитивно этот случай,

И идут к ней на квартиру, в переулок, на Мошков.



Ну а нам с тобой, поссорясь... нам похожими вещами

Заниматься не придется - мы с тобою мудрецы:

Если мы да при прощаньи на трамвай да не достанем,

То пешком пойдем до дому. Но - в различные концы.

Мне жалко что я не зверь,

бегающий по синей дорожке,

говорящий себе поверь,

а другому себе подожди немножко,

мы выйдем с собой погулять в лес

для рассмотрения ничтожных листьев.

Мне жалко что я не звезда,

бегающая по небосводу,

в поисках точного гнезда

она находит себя и пустую земную воду,

никто не слыхал чтобы звезда издавала скрип,

ее назначение ободрять собственным молчанием рыб.

Еще есть у меня претензия,

Мне жалко что я не крыша,

распадающаяся постепенно,

которую дождь размачивает,

у которой смерть не мгновенна.


мне жалко что я неточен.

Многим многим лучше, поверьте,

частица дня единица ночи.

Мне жалко что я не орел,

перелетающий вершины и вершины,

которому на ум взбрел

человек, наблюдающий аршины.

Мы сядем с тобою ветер

на этот камушек смерти.

Мне жалко что я не чаша,

мне не нравится что я не жалость.

Мне жалко что я не роща,

которая листьями вооружалась.

меня они страшно запутали.

Мне невероятно обидно

что меня по-настоящему видно.

Еще есть у меня претензия,

что я не ковер, не гортензия.

Мне страшно что я двигаюсь

не так как жуки жуки,

как бабочки и коляски
и как жуки пауки.

Мне страшно что я двигаюсь

непохоже на червяка,

червяк прорывает в земле норы,

заводя с землей разговоры.

Земля где твои дела,

говорит ей холодный червяк,

а земля распоряжаясь покойниками,

может быть в ответ молчит,

она знает что все не так

Мне трудно что я с минутами,

они меня страшно запутали.

Мне страшно что я не трава трава,

мне страшно что я не свеча.

Мне страшно что я не свеча трава,

на это я отвечал,

и мигом качаются дерева.

Мне страшно что я при взгляде

на две одинаковые вещи

не замечаю что они различны,
что каждая живет однажды.

Мне страшно что я при взгляде

на две одинаковые вещи

не вижу что они усердно

стараются быть похожими.

Я вижу искаженный мир,

я слышу шепот заглушенных лир,

и тут за кончик буквы взяв,

я поднимаю слово шкаф,

теперь я ставлю шкаф на место,

он вещества крутое тесто

Мне не нравится что я смертен,
мне жалко что я не точен,

многим многим лучше, поверьте,

частица дня единица ночи

Еще есть у меня претензия,

что я не ковер, не гортензия.

Мы выйдем с собой погулять в лес

для рассмотрения ничтожных листьев,

мне жалко что на этих листьях

я не увижу незаметных слов,

называющихся случай, называющихся

бессмертие, называющихся вид основ

Мне жалко что я не орел,

перелетающий вершины и вершины,

которому на ум взбрел

человек, наблюдающий аршины.

Мне страшно что все приходит в ветхость,

и я по сравнению с этим не редкость.

Мы сядем с тобою ветер

на этот камушек смерти.

Кругом как свеча возрастает трава,
и мигом качаются дерева.

Мне жалко что я семя,

мне страшно что я не тучность.

Червяк ползет за всеми,

он несет однозвучность.

Мне страшно что я неизвестность,

мне жалко что я не огонь.

Недавно состоялась поэтическая дуэль между официальным представителем МИД РФ и оппозиционным «поэтическим обозревателем». Я был приятно удивлён такими взаимоотношениями власти и оппозиции. Потому тоже написал поэтический комментарий к данной полемике.
Я не считаю себя поэтом, хотя мною записано 1145 вирш. Поэт не тот, кто пишет стихи. Поэт – это тот, кто думает стихами! Кто может уловить и поэтически выразить настроения, мысли и чувства рифмованным образом, а иногда верлибром.
Поэтическая дуэль власти и оппозиции вновь заставила задуматься: в чём же отличие поэта от человека, пишущего стихи, и для чего вообще нужны поэты?
С этим вопросом я пришёл на «Чемпионат поэзии», который проводился в библиотеке Маяковского в Санкт-Петербурге – в бывшем доме голландского посланника во времена Пушкина. На мой вопрос «зачем нужны поэты» я получил весьма интересные ответы.

«Поэты нужны, чтобы украшать этот мир. Поэты делятся сокровищем своей души. Словом можно убить, словом можно и воскресить. Поэтому огромное значение имеет то, что мы говорим. Потому что в слово поэзии вкладывается душа и мысль высокая. Пространство, которое нас окружает, ему очень не хватает красивых слов, красивых высоких мыслей. Если человек будет излучать такие мысли, то он будет работать над созиданием нашего пространства, нашей Земли, человечества».

«Поэты – это необходимость! Это те люди, которые не могут не сочинять стихи. Они нужны для того, чтобы это было. Поэтическая форма она изначальна в человеке».

«Поэты не нужны. С экономической точки зрения это люди, которые ничего материального не производят. С точки зрения идеалистической они если что-то и производят, то далеко не масс-продукт, что-то для очень узкой аудитории».

«Поэты нужны для себя самих. Поэзия это очень яркий способ коммуникации. Существует представление, что нельзя вложить свой мозг и свою душу в другого человека. Вот поэты это умеют!»

«Поэт сегодня это слово, это умение говорить. Поэзия – это локомотив. Поэты – это люди, которые ищут для нас новые возможности высказаться. Они ищут за пределами наших классических языковых конструкций. Они ищут новые чувства, они ищут новые ощущения, совершенно невероятные непонятные явления. Они для нас чётко формулируют, структурируют, объясняют. Мы даже не всегда понимаем, что это за чувства. Это всегда локомотив, ледокол всего непонятного, что для нас необъяснимо. Куда наука со своим методом никогда не доберётся. Поэзия тем и ценна.
Если поэзия умирает, это значит, что мы остановились в своём развитии, выключили всякие чувства и сидим и пожираем сами себя. Это значит, что мы близки к тому, чтобы разложиться и сравняться с землёй, а позже превратиться в нефть, чтобы позже быть использованными кем-то ещё.
Поэтому поэзия – это умение говорить, самовыражаться. А самовыражение это одно из базовых для человека потребностей. И она лучше всего реализуется именно в поэзии. Поэзия – это умение сказать самые простые фразы, когда сумма слов больше чем слагаемые».

«Поэты – это чувствующие люди, которые хотят говорить о своих чувствах, хотят привлекать внимание к некоторым актуальным проблемам других людей. Не хотят оставаться равнодушными. Им не всё равно!»

«Поэты констатируют то, что сейчас происходит в обществе. Они являются эмоциональным срезом истории, которая сейчас в данный момент происходит».
…
Что в наше время непростое,
Коль есть на шее голова,
Сквозь призму мысли сеять стоит
Такой феномен как слова.
…
Как выход рвать себя на части,
Под маской жить, залезть в петлю,
Ругать режим, ласкаться к власти,
Нет, я всё это не люблю...

«Не все вещи можно выразить прозой. Некоторые вещи можно выразить только поэзией».

«Мне поэзия нужна для того, чтобы выражать свои мысли. Я просто так думаю стихами. Не все думают прозой. Поэт – тот, кто выражает свои мысли через стихи».

«Поэзия, как и другие виды искусства, помогает устанавливать связи, лучше понимать друг друга».

«Поэзия нужна мне для души, чтобы лучше себя понять».

«Поэзия – она ни для чего. Это некий феномен, который присутствует в культуре с начала возникновения языка».

«Поэзия – это гораздо более понятие, чем можно его понять. Это не просто сложение слов в рифму или поэтический образ жизни. Для меня поэзия это один из видов выражения своих идей и мыслей».

«Как пелось. Давайте не громко.
Я к громким словам не привык.
Я душу вдеваю в иголку
И штопаю русло Невы...»

Есть хороший фильм «Общество мёртвых поэтов». Он о том, что смерть для поэта может быть милее, чем жить не в соответствии со своим предназначением.

Чем привлекает поэзия? Ведь не только приятными рифмами и созвучием слов. На мой взгляд, поэзия это не столько рифмы, сколько концентрированно и образно выраженная МЫСЛЬ!

Первичные религиозные тексты существовали в форме поэтических гимнов. Древнейшие литературные произведения это поэзия (Гомер «Илиада» и «Одиссея»). Проза литературой не считалась. Да по большому счёту не считается и сейчас.

Есть мнение, что после отмены ритуального жертвоприношения, контакт с потусторонним миром был утрачен. За отсутствием сверхъестественного возникла необходимость производства сверхъискусственного. Этим сверхъискусственным, на мой взгляд, стала поэзия – наша «остаточная духовность».

Поэзия была формой откровения и общения с богами. Все первичные священные тексты это поэтические гимны. В древности поэт и жрец были в одном лице. Считалось, что поэзия это и дар и проклятие, а устами поэта пророчествуют боги.

В состоянии вдохновенного экстаза и одержимости поэты обладали свойством иновидимости и прорицания, они чувствовали себя во власти потусторонних сил. Поэт становился проницаем для узкого входа в праисточник знания, где перед ним открывалась сфера постижимости сущего.

Но чтобы проникнуть в умопостигаемость мира необходимо полное отцепление от своего естества. Поэты должны жить в состоянии отрешённости и непривязанности к миру. Чтобы войти в контакт с потусторонним, требуется изменённое состояние сознания. Для этого нужно обратиться своей частичкой потустороннего, которая есть в каждом человеке.

Превращение человека разумного (Homo Sapiens) в человека духовного (Homo Spiritus) произошло вследствие какой-то антропологической катастрофы (возможно, грехопадения, изгнания из Рая). Вследствие чего человек обрёл душу и совесть, необходимые для контакта с потусторонним.

Недавно я был на лекции известного философа Александра Куприяновича Секацкого о мыслителе современности Вольфганге Гигериче. Мне показалось, что описываемая метафизика Гигерича, его характеристики «реактора по производству души» соответствуют такому феномену как поэзия.

Мне кажется, что «реактор по производству души» это способность человека к искусству, а вход в умопостигаемость мира даёт только поэзия. Именно поэзия как часть искусства синтезирует в человеке его экзистенцию.

«Золотой фонд поэзии» – это золотой запас экзистенции человечества!

Поэзия – это одновременно и абсолютно нереальное, и абсолютно реальное, что можно обсудить с другими.
Поэзия – это приобщение к праисточнику знания, где порядок безумия предшествует порядку разума.

Настоящая Поэзия – это духовное жертвоприношение, своеобразная форма бытия для другого.
Поэтому именно поэзия создаёт «комплектацию души».

Пример – «Монолог мятежной души русского поэта» Анатолия Чертенкова
…
Я задыхалась, в мир попав жестокий,
А он слезинки собирал мои.
И превращал их в буковки и строки,
И строил храм на собственной крови.

А коль, случалось, слов недоставало,
И стены воздвигались кое-как,
Он всё ломал, всё начинал сначала:
И снова боль и пена на губах!

Он рвался ввысь, срывался, падал в бездну,
Но всё прощала, понимала я:

А нет надежды, нет и бытия!
…

Мысль о Бытии и мысль о Боге – два главных события человеческой истории. Так считает известный философ Александр Николаевич Исаков. Недавно я прослушал курс его лекций под общим названием «Мысль как событие».
А.Н.Исаков полагает, что мысль как событие есть Откровение. Сознание опознаёт Откровение как откровение себя самого.

На мой взгляд, сама МЫСЛЬ есть событие и Откровение!
Потому как совершенно непонятно, откуда приходят неожиданные мысли, как и почему нас посещает вдохновение.
Мысль – это как открытие. Она не всегда есть результат логических умозаключений и рассуждений; не всегда плод деятельности рацио.
Иногда вначале мы испытываем непонятное томление или волнение, а уже потом нас озаряет ИНСАЙТ, и мы вдруг понимаем то, о чём напряжённо думали или не думали никогда.
Почти всегда Откровение приходит как ответ. Если, конечно, правильно сформулирован вопрос. Причём ответ всегда сформулирован в законченной совершенной форме.

Отличительная особенность Откровения в том, что в нём нет сомнения. Это совершенная в своей завершённости и лаконичности мысль, когда лучше сказать просто невозможно. При этом отчётливо осознаешь, что это не твоё достижение, это пришло извне, свыше.

На мой взгляд, поэзия – это один из способов связи с трансцендентным. Ещё древние полагали, что поэты разговаривают с богами, а поэзия есть глас богов.

Настоящая поэзия – это и субъективное откровение, и Откровение объективно.

Наше «Я» – лишь осознаваемая часть нашей личности, лишь надводная часть айсберга нашего существа.

Поэзия – это открытие и постижение себя как субъекта.
Субъект и объект – умозрительное разделение. Надо преодолеть это логическое разделение, чтобы понять, что объект тоже субъект, а субъект в свою очередь объект, – и мы всеединство!
…
Мир - это Я, планеты - клетки крови,
Галактики - часть тела моего,
И сердце бьётся - кто-то жаждет боли,
Я счастлив - я постигнул Смысл Всего!
Я стал частицей смысла мирозданья -
И жизнь моя теперь имеет смысл.
Я удержать не в силах восклицанья:
Я Бога часть, Я - Бог, Его я мысль!

Недавно я участвовал в философской дискуссии «Зачем философ в скудное время», организованной Европейским университетом в Санкт-Петербурге и Открытым философским факультетом. В качестве «домашнего задания» было предложено прочитать эссе Мартина Хайдеггера «Для чего поэты?»
Поскольку мало кто прочитал работу М.Хайдеггера, она практически не обсуждалась. Но я работу Хайдеггера прочитал и сформулировал свой ответ, зачем поэты в «скудное время».

В эссе «Для чего поэты» Мартин Хайдеггер писал:
«Поэты - те из смертных, что, торжественно воспевая Винобога, чуют след ушедших богов, идут по их следу и так прокладывают остальным смертным путь к обращению».

«Сущности поэта, истинного поэта в такое время мира, свойственно то, что из всей скудости времени творческим вопросом для него становится прежде всего поэтическое творчество и призвание поэта».

Мартин Хайдеггер

«Поэзия есть учреждение бытия в слове», - пишет Хайдеггер. Он называет поэзию «чистым говором». Поэзия не говорит о том, что было, не описывает происходящее, своим словом она создаёт бытие.

Хайдеггер говорит о том, что поэты так же, как и философы, являются хранителями дома бытия, т. е. языка.
Художник почти никогда не говорит в своих работах о себе в первом лице, через него говорит мысль.

Сколь глубоко поэзия спускается в бездну? Куда доходит поэт, если, разумеется, он идёт туда, куда в силах дойти? - риторически спрашивает Хайдеггер, анализируя творчество Рильке.
Рильке по-своему, на поэтический лад, познал и пережил сложившуюся таким образом несокрытость сущего.

«Чем выше уровень сознания, тем более исключённым из мира оказывается сознающее существо». Потому-то человек противостоит миру.

«Язык есть дом бытия. В жилище языка обитает человек. Мыслители и поэты – хранители этого жилища. Их стража – осуществление открытости бытия, настолько они дают ей слово в своей речи, тем сохраняя её в языке».

«Речь и молчание могут быть уподоблены сущему и бытию. Бытие и есть сущее и не есть. Так же молчание: и вызывает к наличию речь, и снимает её во всеобъемлющей торжественности истины».

По моему мнению, само название работы М.Хайдеггера «Для чего поэты?» говорит о признании им первенства поэтического творчества над философским. Философ лишь рефлексирует над тем, что создано вдохновением поэта, находит и расшифровывает смыслы в интуитивном поэтическом образе.

Вряд ли какой-либо философ сможет так убедительно изобразить Ад, как это сделал Данте в «Божественной комедии».

Если верно, что «философы читают послание Бога в подлиннике», то, по моему мнению, философы рационально осмысливают послание, которое приходит в форме некой интуиции. Философия занимается рефлексией первоначального откровения. Разум постигает то, что знает душа.

8 апреля 2016 года я участвовал во Всероссийской научно-практической конференции «HOMO LOQUENS: ЯЗЫК И КУЛЬТУРА». Она проходила в Русской христианской гуманитарной академии в Санкт-Петербурге. Меня интересовал вопрос: кто и как может спасти русский язык от экспансии английского языка в эпоху глобализации?

На мой взгляд, поэты – это дух нации! Поэтому прежде всего поэты могут сохранить русский язык (этот наш «дом бытия» по выражению Хайдеггера). Без языка не может существовать культура, без культуры нет нации, а без нации нет страны. Спасти русский язык – значит спасти Россию!

Хайдеггер явно поторопился, заявив, что наступил Конец философии и близится другое Начало.

Где начало того конца, которым оканчивается начало?

Сейчас мы переживаем не конец философии, а очередной кризис как переход от старого мировосприятия к новому.
Мы не знаем, в каком времени живём. Но отчётливо ощущаем наступающие сумерки.
Вот только это сумерки рассвета или сумерки заката?

Поэты адекватнее могут описать сумерки, нежели философы. Только поэты могут уличить время в его онтологической иллюзорности – неповторимое повторение в смене времён года.

«Философия – это истина в режиме откровения». Это расшифровка первоначального удивления, той самой первоначальной интуиции, которая приходит в качестве неосознанного образа, какой была ИДЕЯ у Платона.
Платон считал чистое философское созерцание идей – высшей формой познания, способом восхождения к высшим идеям.

Можно предположить, что платоновский Мир Идей это информационное поле (по аналогии с Интернетом), в которое включена и Земля – своего рода «вселенский интернет». Древние индусы называли его «Хроники Акаши», а христиане – «Святой Дух». Там хранится вся информация о прошлом, настоящем и, возможно, будущем не только нашей цивилизации, но и всех предшествующих.

Несколько лет назад на факультете филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета я принимал участие в обсуждении проблем современной поэзии. По мнению участников, только поэзия по большому счёту может называться литературой.

Я задал присутствовавшим вопрос: что такое поэт?
Оказалось, точного определения не существует. Однако у каждого есть своё мнение.

Поэт не рационален, он интуитивен. Поэт силён не своим сознанием, а своим подсознанием.
Поэт говорит так, как слышит сердцем!

Цель поэзии – возвращение в сердце. Поэзия, применяемая в качестве инструмента познания мира, не претендует на объективность. Познание бытия не цель поэзии.

Почему были востребованы поэты в хрущёвскую оттепель?
Да потому что они могли доступно сказать народу правду!

Помню, как в 1992 году на культурном форуме в Петербурге, который проводился в Таврическом дворце, я повстречался с Беллой Ахмадулиной. Вот она – была Поэт!

А недавно я встречался с поэтом Евгением Евтушенко. Это ему принадлежат известные слова «Поэт в России больше, чем поэт». Евгений Александрович даже ответил на несколько моих вопросов.

Лично я считаю, что поэзия существует не ради поэзии, а для выражения тех высших идей и смыслов, которые недоступны рациональному логическому познанию, которые идут к нам из иного мира и связывают наши миры.

Поэт должен в своём творчестве не столько воплощать уже известные идеи, сколько постигать новые смыслы.

Весь вопрос в масштабах идей и смыслов, постигаемых поэтом. Если они глубинны и жизнеспособны, то им не нужна государственная поддержка, они прорастут сами.

Только поэзии доступны некоторые идеи и смыслы, которые недоступны философии и науке. И в этом огромная ответственность поэзии.

Поэзия не самоцель. Хотя она и самодостаточна.
Поэзия – не развлечение. Стишки к юбилею и рифмоплётство это не поэзия. Поэзия – это способ познания, форма постижения Откровения!

Настоящие стихи – это мыслеформы.
Слова - это формы образов, и потому они не подыскиваются, а приходят вместе с образами, являясь лишь средством выражения.
Если удаётся первыми строками сформулировать вопрос, то потом лишь записываю ответ, который рифмуется сам собой.

Истинное творчество - это изложение, потому что не от себя.
Настоящие стихи не сочиняются, а записываются.
Когда сам хочу что-то сочинить, ничего не получается, когда же пытаюсь настроиться и почувствовать, то строфы рождаются сами собой. Причём иногда в такой законченной форме, что я просто поражаюсь. Отчего и почему это происходит, не понимаю. Для меня это такое же откровение, как и для других.

Безусловно - творчество богодухновенно. Это процесс приёма божественного откровения - Спасение, которое посылает Господь вдохновением. Но вдохновение даётся лишь тому, кто его достоин, причём вовсе не для того, чтобы на этом зарабатывали деньги. Вдохновение - это награда за веру и помощь Господа тем, кто в ней нуждается.

Подлинное искусство бескорыстно, потому что от Бога!

Чувства, настроение художника не пустое, это игра вдохновения, лабиринты творческого процесса. Вдохновение иррационально. Без вдохновения нет творчества. Но оно требует веры!

Стихи - это изложение, а не сочинение. Слова не подбираются. Каждое слово, если оно то самое, оно неизбежно, оно и только оно, и никакое другое.

Знаете ли вы, как строчку диктует чувство? Я ощущаю её как некое волнение, как музыку, которую пытаюсь выразить с помощью слов.
Слова непереводимы, потому что это попытка выразить чувство, образ, который существует неповторимо только в данной культуре, в языке данного народа.

Каждое стихотворение это космогония, - а потому неповторима и непереводима!

Важен процесс творчества, а не его продукт. Дело не в литературных изысках, а в постижении сокровенного. Хуже всего, если скажут: раньше он писал вдохновенно, а теперь красиво, талант превратился в мастерство.

Стихи мои, при всей их возможной ценности, лишь средство огранки души. Но я-то знаю, знаю, что всё это не моё, и стихи я прежде никогда не писал. Они откровение для меня самого. И откуда взялось вдохновение? почему?

Вдохновение, это такое счастье! Оно стоит всего! Если бы мне предложили на выбор: Нобелевскую премию или вдохновение, я бы выбрал вдохновение!

Мне важно быть предельно честным с собой, во сне и наяву, чтоб был себе я интересен и твёрдо знал, что не солгу. Но так уж человек устроен, что жизнь диктует бытиё. Но не хочу я быть спокоен. Мне нужно всё иль ничего! Нет, я не функция условий, и я не обстоятельств раб. Хочу себя я быть достоин, признаться честно, раз не прав. Жизнь требует искать удобства, неправдою платя за быт. Но не комфорт мне руководство, а Голос, что во мне звучит. Он требует предельно честным быть в каждом слове и в беде, и не искать тёплого места, а быть лишь искренним везде. Плевать на страхи и потери, угрозы жить мне в нищете. Я не хочу удобства цели, важнее мне не лгать себе. Свобода мне важнее денег, любовь превыше, чем расчёт. Мне нужен искренности берег. Всё остальное же - не в счёт!

Художник мир творит, он - демиург, он - бог,
Он слышит зов Небес, он ловит Музы слог.
И требует Господь, чтоб был поэт один,
И дома, и в семье, хоть он не нелюдим.
И потому бежит поэт от лишних слов,
От пошлой суеты, семейных склок, забот,
От мыслей о еде, о сексе, шума - прочь!
Он должен быть один, его подруга - ночь.
Он тонкий инструмент божественных начал,
И требует Глагол, чтобы поэт молчал.
Художник - Музы раб, ревнует Дух его,
Кто служит - даёт всё, а прочим - ничего.
Не сотворит поэт того, что Бог ему не даст,
И должен помнить он про свой последний час.
Не выдумать того, что нет в Мире Идей,
И чтобы сотворить, любить нужно людей,
И верить в то, что Бог поэту говорит,
Ведь истинный поэт не от себя творит.
Как мало нужно чтоб творить художник мог:
Покоя для души, свободы от забот.
Но творчество всегда есть подвиг для души -
Преодолеть себя и воплотить мечты.
Художник видит то, что многим не дано,
В грядущее он зрит сквозь мутное стекло,
Пытаясь Божий Смысл в твореньи разгадать,
И миру возвестить о том, что должно стать.
Художник есть пророк, поэт - пророк вдвойне,
Он возвещает то, что хочется Судьбе.
Он жертвует собой, чтоб им Господь вершил,
Поэт живёт затем, чтоб Бог им мир творил.
Не смеет он просить, ведь он имеет дар,
Творит душою он, и тела нужд не раб.
Он просит тишины, чтоб слышать Бога глас,
И он творит мечты, что так нужны для нас.
Не нужен и комфорт - талант погубит он! -
Нужна лишь тишина, и только хлеб, да сон.
Удобства ведь не цель, а чтоб он мог творить,
Здесь деньги не важны, ведь Музы не купить,
Не вымолить стихов, не выпросить любви,
Ведь вдохновенье - Дар, упорный труд души.
Не ценится поэт, пока средь нас живёт,
Но станет знаменит, как только он умрёт.
Укором служит он для тех, кто спит душой.
Он странник на Земле, он странный, он чужой.
Поэт - слуга Небес, орудие Творца,
Бог в лицах всех творцов, и Он же без лица.
Невзгоды - хлеб души, и стимул нам расти,
И чтоб поэтом стать, ты их благодари.
Поэт - всегда борец, художник и герой.
И Бог им говорит. Он только Богу свой!
(из моего романа-быль «Странник» (мистерия) на сайте Новая Русская Литература

Некоторые московские знаменитости приезжают в Петербург, чтобы за деньги учить наших поэтов стихосложению. Но питерские поэты не нуждаются в московских «учителях», приезжающих в культурную столицу «на чёс»...
8 апреля 2016 года в бывшем помещении Смольнинского хлебозавода, а теперь лофт проекте ЭТАЖИ, состоялся Большой городской поэтический фестиваль.

Раз есть поэты, значит есть надежда!
А нет надежды, нет и бытия!

А по Вашему мнению, ЗАЧЕМ НУЖНЫ ПОЭТЫ?

© Николай Кофырин – Новая Русская Литература –

ФИЗИК И ЛИРИК

- Григорий Дмитриевич, вы окончили МГУ, по образованию - физик…

Да, физик, совершенно верно, можно сказать, что и математик тоже.

Как же так случилось, что после окончания такого серьезного факультета такого мощного университета и работе в Российской академии наук, вы все же оставили науку и ушли с головой в переводы с французского, английского, стали поэтом?

Это наследственность. У меня матушка - большой знаток словесности. Мне с детства легко давались иностранные языки. В Москве я, будучи еще ребенком, учился во французской школе. А когда поступил в МГУ , параллельно работал на получение диплома референта-переводчика, изучал английский язык. И получил.

Часто от людей вашего поколения можно услышать, что любовь к слову была спасением во времена Советского Союза…

Абсолютно точно. Я очень люблю заниматься наукой - физикой, математикой, но поэзия, переводы - это всегда было моим спасением, этим я всегда занимался в параллель с основной работой.

- Писали в стол?

По-другому и нельзя было. Поскольку я никогда не принимал ничего советского, я никогда не пользовался правилом «паровозика». Знаете, да? Когда пишешь небольшой стишок, прославляя советский строй, коммунистическую партию, тебе разрешают издаваться, а прицепом в этот сборник шлепаешь свои настоящие стихотворения - работу твоей души, сердца. Никогда себе этого не позволял.

Вы приехали в Калининград на открытие после ремонта библиотеки имени Снегова. Вам не кажется, что у вас с Сергеем Александровичем что-то общее есть?

Биографическо-лирическое сходство, безусловно, прослеживается. Он - физик, я - физик, он стал выдающимся писателем, я верен слову. Да и по духу мы близки. По крайней мере, то, что я читал у него, а читал, честно скажу, далеко не все, мне понятно.

ИЗМЕЛЬЧАЛ ПОЭТИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС

Вы задаете себе вопрос - почему в России сегодня нет больших поэтов? Простите, если я вас обидела этим вопросом…

Все нормально. Беда, знаете, в чем… В измельчании поэтического процесса. Все раздроблены, разобщены. И в тусовках (не люблю это слово, ужас, как не люблю) славят и продвигают поэтов из этой же кучки. А над всеми группировками нет объединяющей силы.

- А она нужна? Она может сказаться каким-то образом на появлении величины?

В условиях измельченности невозможно узнать, что происходит в соседней тусовке. Ни у кого сегодня нет объективной картины, что творят современные поэты и что творится с современной поэзией.

- У вас есть единомышленники?

Безусловно. Есть много поэтов, писателей. Мы нашли друг друга по звуку, по слуху. Это очень редкое явление. Вот такой случай вам расскажу. Однажды я был в Константиново, на родине Сергея Есенина , там был вечер, где я прочел впервые свое посвящение Сергею Есенину. Ко мне после этого подошел Алексей Шорохов, сказал, что мои стихи - это образец духовной лирики. И вот мы с Алексеем дружим, общаемся, работаем вместе уже много лет. И это очень приятно, когда тебя окружают понимающие тебя профессионалы.

- Сегодня в России много талантливых, ярких поэтов?

Могу назвать два-три десятка имен.

- Где с их стихотворениеями можно знакомиться?

На портале «Пролог», «Кольцо А».

- Расскажите, на что вы, как поэт, тратите свои силы сегодня?

Я работаю над формой стиха. Это очень трудная задача. Важно создавать новые формы, продвигать их в медийное пространство.

Конечно, конечно. Это безусловная составляющая. Но форма стиха сегодня требует бОльшего внимания.

- Правду говорят, что, для того, чтобы писать гениальные стихи, нужно отлично знать математику…

В этом есть своя правда. Даже великий русский поэт Александр Блок говорил о математике строки. Но, поверьте, не только в знание математики упирается процесс написания стихотворений.

- Вам близка поэзия именно Серебряного века?

Изучение творчества Блока, Бальмонта – это вообще моя жизнь. Этому посвящены многие мои литературоведческие циклы. Недавно читал полуторомесячный цикл лекций в одном из крупнейших вузов Турции , где как раз говорил о Блоке. Одна из моих задач – это вернуть дух, честь поэту. Есть такая точка зрения, что Блок – это декаданс. Но на самом деле, если даже перейти на язык математики, из 1200 стихотворений, написанных поэтом, лишь пять можно отнести к этому направлению. Нет в Блоке ни упадка, ни регресса! Поэтому я и говорю об образе Богородицы в творчестве Блока. Кстати, этому будет посвящена и моя лекция в Гданьске , на международных чтениях, куда я в составе большой делегации еду из Калининграда .

Знаете, недавно был творческий вечер у меня, пришли мои коллеги, друзья. И вот они как-то едины во мнение, что мне удалось связать уходящий Серебряный век с веком сегодняшним, миновав советскую эпоху. Я так был тронут этой оценкой. Потому что считаю архиважным осмыслить Серебряный век. Без этого мы не сможем пойти дальше.

ДВЕ РОССИИ ВСТРЕТЯТСЯ В НЕБЕ

Мне интересно узнать у вас, как у переводчика с французского, английского. Эти языки подвержены тому же процессу, который происходит с русским языком? В ученой среде это называется «наш язык стремится к упрощению», это когда стираются грани между слэнгом и деловой речью, происходит насыщение заимствованиями, вульгаризация …

За французов могу точно сказать - они очень берегут свой язык. Что же касается России , то страна у нас огромная, люди живут – разные, но именно на филологах, лингвистах, писателях, художниках, музыкантах лежит эта огромная ответственность – сохранять чистоту и могущество русского языка. Никто другой этого не будет делать, и не должен. Я и сам себя порой ощущаю атлантом, которой держит на своих плечах громадный груз ответственности за сохранение духа, слова в России… Я вообще считаю, что сегодня есть две России. Одна - это тот шлак, который нас убивает, угнетает. А вторая Россия - эта та страна, которая на самом деле никуда не ушла, она жива, развивается, с ней все хорошо. Потому что человек в России не может согласиться лишь с ролью придатка цивилизации. Помимо этого в каждом из нас жив дух.

- Этим двум Россиям суждено встретится?

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Григорий Певцов , 54 года.

Поэт, литературный и художественный критик, переводчик, член Союза писателей Москвы. Родился в Москве. Окончил МГУ им. М. В. Ломоносова . Автор нескольких поэтических книг, среди которых «Над бездной мгновенья» (М., 2007), «Зов вечности» (Велико Тырново , 2009). Победитель международного конкурса «Литературная Вена –2008» (Гран-при в номинации «Поэзия»).

Переводчик французской и английской поэзии.

Член жюри ряда всероссийских и международных литературных фестивалей.

Постоянный участник литературных программ государственных радиокомпаний.

Сочинение: «Нужна ли поэзия в 21 веке?» Вы можете написать используя представленный вариант.

«Нужна ли поэзия современному человеку» сочинение

Поэзия … Такое, казалось бы, простое слово в современном мире. Но это целый двигатель, способный разжечь не одно ледяное сердце. И почему поэзия важна в жизни человека и вообще нужна ли поэзия в современном мире?

Мы перешли границу нового тысячелетия — времени мощных информационных ресурсов и технологического прогресса. Сегодня телевидение и Интернет вошли практически во все сферы жизни. И люди начали забывать о эстетических ценностях и духовном развитии. Уже не нужны книги, не нужны писатели. К сожалению, часто приходится слышать: зачем эти стихи?

Поэзия для меня — это важная часть жизни. Это не просто слово. Это то, что разжигает огонек в моей душе, заставляет смеяться, плакать, наслаждаться прекрасным. Вы только подумайте, сколько эстетических строк нам подарили непревзойденные поэты. Пушкин, Некрасов, Лермонтов — настоящие титаны, которые словом, будто делом, стучали в каждую дверь, в каждую душу. Именно их поэзия еще с детства учит меня любить Родину, свою семью, быть хорошим другом и сильной личностью. Каждое их слово звучит для меня сладкой песней.

Щемит сердце, когда понимаешь, что сейчас поэзия потеряла свою ценность. Что теперь это лишь материал учебников в школе. Учат стихи наизусть, и на утро забывают. И это неправильно. Потому что с ними забывается история, культура народа. Исчезает уверенность в завтрашнем дне.

Однажды Иван Волков, поэт, лауреат Пастернаковской премии, переехал из Москвы в Кострому. Там он сейчас живет, работает тренером по шахматам и пишет стихи. Накануне Всемирного дня поэзии* мы попросили Ивана Евгеньевича рассказать нам, что он думает о состоянии его профессии в сегодняшней России.

Не друзья, так френды

- Вы согласны с утверждением, что русская поэзия сейчас переживает расцвет, вот как в начале прошлого века?

Думаю, это наглое вранье - русская поэзия в жутком упадке. Думаю, все происходит так: два­дцать-тридцать или там сто весьма посредственных стихотворцев объединяются и между собой решают, что у них расцвет и бриллиантовый век. Я исхожу из того, что поэзия - это не массовое стихописание, важно наличие крупных творческих личностей. А крупных творческих личностей в стране можно пересчитать по пальцам одной руки. Большинство людей, которые сейчас определяют поэтическую моду, называемую «актуальной поэзией», в общем-то, шарлатаны. Ну, это частная точка зрения.

- Мне кажется, в современной поэзии востребовано гражданское высказывание, вот как у Емелина, например. Да и вообще, я не знаю примеров, чтобы человек только «ласки милой воспевал» и был настоящим русским поэтом.

Бывает так, бывает и наоборот, и то и другое совершенно нормально; поэт, так же, как и любой нормальный человек, может интересоваться политикой, а может не интересоваться. Вам не пришел в голову пример - ну, пожалуйста, Фета, у которого не было ни одной злободневной строчки? А может быть и наоборот; Маяковский - совершенно легитимное явление. Важно, что это личное дело поэта - интересоваться ему политикой или нет, а если интересоваться, то насколько.

А то, чем занимается Емелин, это не граждан­ская лирика, а имитация гражданской лирики. Он не гражданский поэт, а чистый декадент, и это одна из поэтических мод; их много, так же, как и людей, которые пробуют этим заниматься.

- Я говорю, скорее, о том, что интересует так называемого массового читателя.

Трудно сказать… Под массами они тоже имеют в виду, скорее всего, себя. Допустим, их сто человек или пятьсот, так это уже! Приходит на какой-то вечер сто человек - так это уже много! А то, что они если не друзья, то френды, как-то это не учитывается. О массовом читателе сейчас говорить смешно, если серьезно, наверное, он есть у таких номенклатурных советских графоманов типа Дементьева. В провинциальных городах во всяком случае. В любой магазин можно зайти, и у нас вот здесь: лежат книжки Дементьева, Асадова, Михалкова, то есть советской литературной номенклатуры.

Всеядная среда

Насколько важна для поэта так называемая литературная среда? Может ли он работать вдали от литературных процессов?

Боюсь, что мой взгляд на все это сильно противоречит общепринятому. Вот есть, например, город Москва, куда отовсюду приезжают люди, тусуются, выступают и так далее. Я вижу, как все это происходит, и мне кажется, что ничего не влияет на поэта хуже, чем литературная среда. Вкусы этой среды очень средние, требования очень средние, и она принимает в себя практически кого угодно. Человек в этой среде вольно или невольно ориентируется на этот очень посредственный уровень и пополняет ряды знаменитых посредственностей. То есть стать там звездой или звездочкой очень легко, поэтому звезд этих огромное количество, но к реальной литературе все это имеет очень мало отношения. Пройдет двадцать лет, придет другое поколение, этих людей забудут, просто изменится среда, изменятся люди чуть-чуть.

- А вы можете назвать имена настоящих поэтов?

Могу назвать, и с большим удовольствием. Ну, Ирина Ермакова, конечно, Максим Амелин, возможно, ну, Олег Чухонцев, Михаил Щербаков, хотя он и под гитару, но все равно он очень большой поэт. Да, наверное, и все.

- И как вы отличаете большого поэта от знаменитой посредственности? Интересны критерии.

Понятно, что я ориентируюсь на собственный вкус, который, вероятно, необъективен. Но очень просто: кроме того, что человек должен уметь это делать, кроме того, что он должен быть своеобразен, кроме того, что он должен быть не дурак, при чтении его стихов я должен получать кайф. В этом должна быть какая-то эстетическая наполненность. Можете же вы сказать: красивое или некрасивое, независимо от критериев. Просто смотрите - и балдеете. А если я не получаю кайфа, то это все-таки… ну, халтура.

Пониженная гениальность

- Мне кажется, этим все сейчас раздражены, этой, как Коваль говорил, «пониженной гениальностью».

Ну, вообще-то, не все, как ни странно. Я, например, раздражен. Мне все-таки кажется, что кофе и растворимый кофе или там бриллианты и бижутерия - это разные вещи, и они должны продаваться в разных отделах. Меня раздражает, что сейчас это продается в одном магазине и одинаково называется. Но кто-то совершенно всем этим не возмущается: ну да, они пишут ерунду, а могли бы вообще воровать и грабить.

- Может быть, процессы, которые сейчас происходят, выйдут в новое качество, во что-то интересное?

Я не думаю. Скорее все идет к какому-то затуханию, совершенно естественному на самом деле. Умерла же русская проза, зато существует где-то еще. Просто Россия перестала быть литературным центром мира, стала литературной провинцией, это естественно. Когда-то греческая литература умерла, римская умерла. Это нормально.

- Вы переехали из Москвы в Кострому - как это сказалось на культурном наполнении города? Обычно многое меняется, когда в городе появляется такой человек.

Это, признаться, очень грустный вопрос, потому что я, когда сюда ехал, тоже так думал. Оказалось, что это не так. Я здесь ничего не изменил, хотя пытался как-то. Я здесь человек незаметный, меня здесь никто не знает, и я не влияю на культурный облик нашего города, к сожалению. Никаким образом.

Справка

Иван Волков - лауреат премий им. Бориса Пастернака(2002), им. Бориса Соколова(2004), международной литературной премии «Леричи Пеа-Москва»(2010). Его стихи печатаются в журналах «Знамя», «Октябрь», «Волга»(Саратов), «Колокол»(Лондон), «ШО»(Киев), переведены на английский, китайский, японский, итальянский языки.

В 2004 году Волков реализовал один из самых успешных литературных проектов России - «Полюса»(выступление на одной площадке двух разных поэтов) и был его первым ведущим.

* * *

Не красота, не деньги и не боги,
Но женская разборчивость спасет
Наш мир несчастный, сбившийся с дороги:
Когда никто из женщин не пойдет

За журналистов, кадровых военных,
Плохих поэтов, праведных ворюг -
Не станет этих должностей презренных,
И, чтобы заслужить своих подруг,

Мы все займемся настоящим делом,
Забудем про казарму и тюрьму…
Но женщинам не нужно мира в целом.
Они спасают нас по одному.